Календарь будущего

Всеобщая явка

Шон Кавана, 2015

Третий срок президентства.

Пускай со времён Франклина Рузвельта никому не удавалось председать три срока, но сегодня его преполняло чувство предвосхищения - неуловимое трепетание сердца предсказывало грядущую победу. Скоро он войдёт в историю. Кампания прошла на зависть. Он сумел по-настоящему завоевать доверие электората и теперь почти физически ощущал заслуженную разгромную победу. Речи, выступления, даже тщательная работа над манифестом - всё сослужило службу.

Короткий взгляд на наручные часы: 21:59 - минута до закрытия будок.

Он опустился в своё кресло в Овальном кабинете и стал ждать.

Глаза невольно нашли стрелки старинных часов, предположительно поставленных одним из предшественников. Он так и не собрался убрать эту вещицу. С другой стороны, в нынешние тяжёлые времена Овальный кабинет и так выглядел скудновато.

Часы пробили десять раз, и голосование закончилось. Остался только подсчёт.

Он улыбнулся урне для бюллетеней, стоящей на рабочем столе.

Наслаждаясь моментом, он подошёл к окну и выглянул в ночь. Ноябрьский Вашингтон был укрыт ранним снегом. Безупречным, нетронутым снегом - ни следов, ни расчищенных дорожек, ни снеговиков, ни суматохи детских игр.

Снег оставался не испорченным детьми, потому что детей больше не было. И взрослых. Болезнь унесла всех быстрее, чем успела распространиться паника.

Но его помиловало.

Его одного.

И в качестве последнего гражданина планеты он был твёрдо намерен прожить оставшиеся дни по всем законам.

Страна... планета! нуждалась в лидере, и он был горд взять на себя это знамя президента... всея Земли.

Он прошествовал к урне. Отомкнул её (несанкционированное проникновение было маловероятно, но педантичности ради). Из перевёрнутой урны выпал единственный бюллетень. Его собственный бюллетень.

- Осуществляю подсчёт, - объявил он, хотя слушать было некому. Он развернул листок, и... не смог поверить глазам. Только не это! Но как?!

Он присмотрелся внимательней.

Проголосовав, он поторопился и свернул листок прежде, чем высохли чернила. Теперь чёткий крест напротив его имени превратился в невнятное пятно. Он тяжело вдохнул и продемонстрировал бюллетень пустому кабинету.

- Испорчено, - объявил он и отложил бумажку.

Вкус поражения горько стоял во рту. Не обаятельный оппонент, не политическая безграмотность толпы - нет, вместо этого он был повержен собственной безалаберностью и самоуверенностью.

Но, как известно, важен каждый голос.

Как же он ненавидел, когда мёртвые оказывались правы.