В поисках неизведанного

Фантастические приключения биолога

О Роберте Чамберсе и его фантастических повестях Говард Лавкрафт отзывался как об одном из своих вдохновений, правда, за их нереализованный потенциал. Некоторые произведения Чамберса были переведены на русский, но приключения "In Search of the Unknown" (1904) про ироничные и фантастические приключения самоуверенного биолога переводятся впервые.

Капитан дока

V

Мне понадобилась неделя, чтобы полностью организовать перевозку бескрылых гагарок - по воде, сначала до Порт-оф-Вейвс, затем на грузовой шхуне до Нью-Йорка, заказанной мной из Петит-Сент-Изоле.

Я соорудил клетку из прутьев ивы, в которой мои гагарки могли спокойно просидеть до прибытия в Бронксовский парк. Мои телеграммы профессору Фарраго были лаконичны. Первая просто сообщала "Победа!". Вторая объясняла, что помощь мне не требуется. А третья докладывала: "Шхуна нанята. В Нью-Йорке 1 июля. Пришлите грузовик в начало Блаф-стрит."

Моё недельное пребывание у мистера Хальярда оказалось занимательным. Я вдоволь спорил с инвалидом, днями работал над клеткой для птиц, а при лунном свете искал напёрсток с медсестричкой. Иногда мы его даже находили.

Что касается так называемого капитана дока, то я замечал его с десяток раз, но всегда либо ночью, либо в отдалении у прибоя, так что, конечно же, от него не оставалось и следа, когда я прибегал с винтовкой.

Я уже почти уверился, что "капитан дока" - это обезумевший негр, забредший сюда бог знает откуда - возможно, потерпевший кораблекрушение и спятивший от мук. Но всё равно меня не радовала мысль, что это создание крутилось вокруг медсестрички.

Она, однако, продолжала считать капитана дока морским жителем; и искренне верила, что у него были жабры, как у рыбы, и мягкое, телесное отверстие в качестве рта, и что его глаза были блестящими, неподвижными и без век.

"Кроме того, - добавляла она, пожав плечами, - оно серого цвета, как дельфин, и блестящее, как резиновая скатерть в операционной."

За день до моего отбытия c гагарками в парусной лодке до Порт-оф-Вейвс ко мне явился Хальярд и заявил о своём намерении присоединиться.

- Куда направляетесь? - спросил я.

- В Порт-оф-Вейвс, а потом в Нью-Йорк, - спокойно ответил он.

Я выразил скепсис, и нехватка радости в моём голосе задела чувства Хальярда.

- Пожалуй, если вам просто захотелось в морской круиз... - начал я.

- Не в круиз, а вас, - озлобленно прервал он, - Мне необходим огонь наших ежедневных споров. Никогда в жизни я не пререкался ни с кем так захватывающе; и так полезно для здоровья - я чувствую себя на сто процентов лучше, чем на прошлой неделе.

Я подумал было обидеться, но что-то в морщинистом лице инвалида тронуло меня. Кроме того, я прикипел ко вздорному старику.

- И чтобы никаких сентиментов! - сказал он, пришпилив меня взглядом, - Я не позволю никому жалеть меня, ясно?

- Извольте умерить свой тон со мной! - раздражённо ответил я, - Захочу и пожалею! - и мы снова затеяли спор к его вящему удовольствию.

На следующий вечер, к шести часам, я погрузил багаж Хальярда в парусную лодку и перетянул канатом вещицы медсестрички, поверх которых разместил коробку для шляп с птенчиками гагарок. Мы вдвоём затащили на борт клетку для птиц, хорошенько её закрепили, а затем накрыли гагарок скатертью и провели этих прямодушных, благородных птиц по тропинке к берегу, на маленькую пристань и по трапу в лодку. Вместе мы заперли дом под понукание Хальярда, катающегося по пляжу туда-сюда от нетерпения. В последний момент она забыла напёрсток. Но мы нашли его, хоть и не помню где.

- Давайте уже! - кричал Хальярд среди трепещущих шалей, - Где вас носит?

Он лишь фыркнул на наши оправдания, и мы закатили его на борт без особых церемоний.

- Что же вы меня толкаете как вагон! - воскликнул он, и я отправил его ловким движением прямо в кабину. Но ветер начал затихать, и у меня не было времени дискутировать с ним в тот момент.

Солнце уже закатывалось за ощетинившийся соснами кряж, когда парус захлопал и частично наполнился. Я отшвартовался и пошёл длинным галсом на ост-тень-зюйд¹, чтобы оставить риф по правому борту.

Мы пересекли мелководье под крики парящих у самых туч морских птиц. Перед нами разлетались турпаны, а подкрашенные солнцем силуэты чаек бросались в море, оставаясь кататься на волнах будто морская пена.

Вскоре мы уже плелись под парусом над великой океанской впадиной, пять миль в глубину, объектом самого глубинного зондирования в Атлантике. Присутствие больших высот и больших глубин, явных или незримых, всегда поражает человеческий разум - возможно, даже подавляет его. Мы затихли; солнечный отсвет на утёсах и пляже стал густо-багровым, а затем выцвел до тусклого фиолетового марева, остававшегося ещё долго после того, как исчез всякий розовый след в зените.

Мы продвигались медленно; временами, хотя парус выгибался от континентального бриза, мы почти что стояли на месте.

- Конечно же, мы не можем сесть на мель над глубочайшей точкой Атлантики. - предположила медсестричка.

- Едва ли, - ехидно откликнулся Хальярд, - разве что на спине кита.

- Что это за толчки? - заметил я, - Не наткнулись ли мы на бочку или бревно?

Стемнело настолько, что всматриваться не было смысла, так что я нагнулся за борт и поводил рукой в море.

Меня тут же задело что-то гладкое, будто спина проплывающей рыбины, и я отдёрнул руку обратно на румпель. В то же мгновение вода вокруг лодки зашипела, словно лопающиеся пузырьки шампанского в бокале.

- Да что с вами такое? - резко спросил Хальярд.

- Там всплыла рыба, - объяснил я, - Кажется, дельфин.

Медсестричка, вскривнув, обеими руками ухватилась за меня.

- Слышите? - прошептала она, - Бурлит!

- Кой чёрт тут бурлит? - рявкнул Хальярд. - Я не позволю при мне бурлить!

Тут я к собственному удивлению заметил, что судно полностью остановилось, несмотря на тугой парус и трепещущий вымпел на топе мачты. Что-то задёргало руль под водой, мотая и вырывая его, пока румпель не завыл и заскрипел у меня в руках. Дерево хрустнуло - теперь румпель болтался без дела. Лодка развернулась, кренясь под нарастающим ветром, и устремилась к берегу.

Именно тогда я, увернувшись от гика, увидел что-то на носу - что-то вынесенное на палубу шальной волной, что-то мокрое и трепыхающееся - человека с круглыми, застывшими, рыбьими глазами и мягкой серой кожей.

Но весь ужас существа заключался в паре жабер, ритмично открывавшихся и закрывавшихся, издававших хриплый, бурлящий звук - в двух сипящих, ярко-красных жабрах, топорщившихся, вздымавшихся и набухавших.

Застыв от удивления и отвращения, я лишь уставился на существо; я почувствовал, как зашевелились волосы на голове и лоб пошёл холодным потом.

- Капитан дока! - закричал Хальярд.

Капитан дока подобрался в скользкий комок, сидя без движения на носу корабля под мачтой; его глаза, лишённые век, фосфоресцировали, подобно глазам живой трески. Вскоре я почувствовал, что всерьёз задыхаюсь то ли от страха, то ли от мерзости, но то оказались лишь руки медсестрички, вцепившиеся в меня в порыве ужаса.

Всё имевшееся огнестрельное оружие было в багаже. Рука Хальярда потянулась назад к окованному багру, и я кинулся туда же. В следующий миг я сжимал орудие в руках и шагнул было вперёд, но лодку уже крутило по волнам в сторону берега, а капитан дока вдруг бросился ко мне, будто гигантская крыса. Спустя мгновение лодку перевернуло в прибое, рассыпая груз и пассажиров среди поросших водорослями валунов.

Придя в чувства, я обнаружил себя барахтающимся по колено на каменистом мелководье, с водой в глазах и лёгких, а у моих ног, похожий на выброшенного на сушу дельфина, капитан дока мутил дно, пытаясь повалить меня. Но его конечности казались мягкими и бескостными; у него не было ни ногтей, ни зубов, и он бултыхался, бился, шлёпал и плескался как рыба, а я обрушивал на него град ударов багром, звонких, как хлопки по футбольному мячу. И всё это время его жабры раздувались, пенились и бурлили, а его глаза без век смотрели в мои. Наконец я, пошатываясь и подташнивая, выбрался на берег, где медсестричка то заламывала руки, то теребила юбки в картинном волнении.

В море покачивался на волнах Хальярд, поддерживаемый своей инвалидной коляской², и пытался подгрести к берегу. Ничего абсурднее я в своей жизни не видел.

- Вы уже расправились с резиновоголовым?! - ревел он.

- Мне его не убить, - прохрипел я, - Всё равно что пытаться убить мяч.

- Проткнули бы тогда! - крикнул он, - Попадись он мне...

Его слова потонули в громогласном плеске - звуке биения больших, широких плавников, и я узрел гигантские силуэты двух бескрылых гагарок, а следом и их птенцов, грузно миновавшие меня и устремившиеся прямо в океан.

- Боже правый! - воскликнул я, - Только не это! - и впервые в жизни упал без чувств, весьма уместно к ногам медсестрички.

***

Вполне могу предположить, что вы усомнитесь в изложенном. Неважно - ничто не сравнится с горем человека, потерявшего двух бескрылых гагарок.

Что до Хальярда, его ничто не берёт - кроме вынужденного купания, которое даже пошло на пользу, судя его письмам с Юга, откуда он грозится отправиться в пеший тур по Швейцарии, если только я соглашусь присоединиться. Может, я и согласился бы, если бы не их свадьба с медсестричкой. Интересно, как бы... Впрочем, не станем предаваться досужим рассуждениям.

Про капитана дока - вы вправе верить, вправе не верить. Но если вам доведётся услышать о появлении где-либо бескрылых гагарок, будьте добры - накиньте им скатерть на голову и уведомьте дирекцию новых Зоологических садов в Бронксовском парке (Нью-Йорк). Награда за них - десять тысяч долларов.

Примечания

[1] Морское направление на 1/32 окружности компаса южнее востока.

[2] Инвалидные коляски того времени делались из дерева.