Кирпичная луна

Глава 2. Как мы её построили

Лимон был выжат досуха! И никто не знал — ни умелый Джордж Оркатт, ни заботливый Бен Бреннан, ни преданный Галибуртон, ни изобретательный К., ни бедный старательный я — ни вместе, ни порознь мы не представляли, где достать другой лимон или же как смешать яблочную, винную и цитрусовую кислоты с гидроксидом золота и водой, чтобы получившимся заменителем лимонного сока наполнить наши банковские счета до необходимой суммы и на деньги от условных подписок начать строительство луны. Как часто я лежал бессонными ночами, складывая в голове наши подписки так и эдак, будто способен был этим что-то изменить — и как всякий раз получалась одна и та же сумма в сто шестьдесят две тысячи долларов, плюс-минус мелочь, когда я забывал в тягостной дрёме чьё-либо имя! Так что Галибуртон вложил все собранные деньги в железнодорожные акции, и каждый из нас вернулся к прежнему труду или же на ангельских крыльях взлетел обратно на небо. Оркатт строил новые тоннели, К. готовил молодые умы, Галибуртон составлял билли, Бен Бреннан плодил цивилизацию, а я, как мог, исцелял обиды соотечественников в Нагуадавике в течение тех месяцев, что мне остались в этом славном городке.

Увы, ни один из нас не догадывался, как распутать наше затруднение. Однако лучшее случается с человеком, когда тот тщательно и добросовестно готовится, делая всё, что в его силах — но дальнейшее происходит не по его воле. Так и случилось тогда, ведь прежде, чем Кирпичная луна могла быть построена, мне пришлось позорно бежать из Нагуадавика, а Джеффу Дэвису вместе с шайкой негодяев — поднять Великое восстание. Вот как всё вышло.

Деннис Ши, мой заместитель — иначе называемый моим собственным именем на всецело законных основаниях — уничтожил меня, как объяснили друзья, одним вечером на публичном собрании, созванном ни в чём не повинным Айзексом в Нагуадавике. Детали состоявшегося тогда обсуждения не касаются нашей истории. Однако одним из последствий сего обсуждения явилось то, что Кирпичная луна теперь движется по небесному эфиру. Отложу-ка перо, чтобы восхититься её ликом через настольный телескоп Элвина Кларка, который всегда наведён на неё. Да, луна движется по небу так же величаво, как и всегда.

Вот как всё было. Тем утром, когда бедняга Деннис, которого я давно простил, произнес те необычные речи в городской ратуше Нагуадавика без какого-либо согласования со мной, я рассудил, и жена всецело согласилась, что нам лучше взять детей и поскорее уехать. Наш дорогой друг Очмути рассудил так же. В семь утра мы выехали на пригородном поезде в Сковхеган и в конечном итоге на ближайшие годы осели вдали от цивилизации на лесистом участке земли, обозначенном просто Девятый. Эта сельская территория находилась под мудрым управлением, предоставлявшем первому священнику, поселившемуся в каком-либо населённом пункте, сто акров земли — так называемый церковный грант; а первому школьному учителю — восемьдесят акров. С сим я осел на своём участке, основав небольшую церквушку имени Роберта Сендемена¹⁰. Очмути и Делафилд приехали и посвятили меня в сан, и с их помощью мы построили хижину, где я вместе с Полли и детьми провёл с тех пор множество счастливых дней и ночей. Я не стану здесь публиковать карту окрестностей или перечислять их многочисленные прелести для поселенцев. Случись мне однажды обнародовать свои заметки, названные «Домашние робинзоны», там будет предостаточно места для объяснения топографии и географии этих мест. Сейчас же достаточно сказать, что с Алисой, Бертой и Полли мы частенько прогуливались лесными тропами и вскоре узнали всё о достопримечательностях нашей земли. И не так уж много прошло времени, прежде чем наше внимание привлекли вымытые водой склоны, которые огибала речка Литл-Карротук, обнажая слои почвы вплоть до податливой желтой глины.

Представьте, как заблестели мои глаза и моей жены, когда мы, пробираясь кленовым лесом, в один счастливый полдень наткнулись на залежи желтой глины! Желтая глина — она, конечно же, после температурной обработки превращается в кирпич! И вот мы стояли, окружённые лесом, только ждущим попасть в печи; подле глины, только ждущей обжига. Полли посмотрела на меня, а я на неё, и в один голос мы воскликнули: «Луна!»

Ибо у наших ног шумела река, чья работа пропадала зря с тех самых пор, как холмы Лореншан-Хиллс впервые поднялись над раскалёнными водами Атлантики; а это, как сообщает господин Агассис, произошло одновременно с образованием суши. Работы такой бурной реки хватило бы на сорок маховиков для запуска в небо двадцати лун, а крепкой древесины вокруг — на сто плотин, хотя всего одна требовалась бы для приведения всех маховиков в действие. Я же удачно отошёл от мирских дел, обретя свободу от критики и спасение от журналистов, которые не преминули бы рассказать о каждом отбракованном треснувшем кирпиче. Мы жили в Девятом уже шесть недель, и ни один «уполномоченный корреспондент» ещё не рассказал общественности, что преподобный Ингем ел на обед.

Конечно же, я немедленно написал Джорджу Оркатту о нашем открытии, и он столь же немедленно приехал осмотреть место. В целом он одобрил. Пускай он не согласился с моим предложением о размещении плотины, поскольку сама глина и делала это течение ненадёжным, позволяя реке в любой момент неожиданно сменить русло. Однако ниже по течению мы нашли каменистый овраг, который пришёлся Джорджу по вкусу. Он начертил маршрут железнодорожных рельсов, следуя которым вагонетки под собственной тяжестью доставляли бы кирпич до строительных лесов; и показал нам, где после некоторого разравнивания можно установить маховики, а следом за ними — огромные водяные колёса, чтобы ни капли работы не пропадало даром; таким образом, когда вся монументальная конструкция будет закончена, Кирпичная луна спокойно скатится на крутящиеся маховики и улетит в небо!

Этот счастливый октябрьский день, полный надежд и чаяний, никогда не сотрётся из моей памяти.

Почти весь октябрь мы провели в тщательных замерах. Алиса и Берта стали идеальными ассистентами, смышлёными и послушными. Я ездил к Джорджу за межами, или же помочь с бритьём, или поднять и опустить обзорную платформу, а в полдень появлялась Полли со своими корзинами, и мы трапезничали на свежем воздухе на вершине великолепного утёса, который впоследствии полностью скрылся под восточным концом плотины. Когда труды окончились, мы укрылись в хижине и днями напролёт подсчитывали и чертили, чертили и подсчитывали. Расчёты пропитания для ирландцев, расчёты сена для мулов — Джордж убедил меня, что с мулами у него получится лучше, чем с волами — расчёты цемента, расчёты обустройства лесопилки, расчёты рельс для наших путей под вагонетки, расчёты колёс, гвоздей и шпал... А то, что мы не учли, поскольку это было совершенно новым, вы вскоре поймёте сами. В итоге кирпич обошёлся нам дешевле, чем мы ранее полагали — а работа колёс и вовсе ничего не стоила — но на закупки и наёмный труд ушло значительно больше.

Я до сих пор перечитываю эти оценки, записанные по цепкой памяти дорогого Джорджа, ведь в итоге они оказались невероятно точными. Я бы охотно привёл их здесь в полной мере, лишь с несколькими упрощениями для наглядности, однако осознаю нетерпение общественности и её безразличие к мелочам. Если мне когда-либо случится опубликовать подобающие мемуары о Джордже, там и будет подходящее место для такой врезки. Скажу лишь, что благодаря экономии по сравнению с исходной оценкой — даже учитывая издержки нахождения вдали от цивилизации — Джордж с удовольствием объявил сумму в $197 327 достаточной для начала постройки луны. И как только мы определились с местностью и отметили восемьдесят акров, вмещающие все необходимые точки вверх и вниз по течению Карротука, я поспособствовал открытию Джорджем первой школы в Девятом, чтобы тот получил свои заслуженные восемьдесят акров. Алиса и Берта пошли в его школу на следующий же день, записавшись на уроки по строительному делу; я же отправил подчинённым Бингема письмо о том, что привёл учителя, и какой участок он себе избрал.

Мы, конечно же, понимали, что даже по новым оценкам нам не хватает порядка сорока тысяч долларов, а также что значительная часть условных подписок не может быть обналичена, пока мы не соберём двести пятьдесят тысяч. Но собственная подписка Джорджа оставалась безусловной: она покрывала подготовку плотины и маховиков. Затем, если маховики удержатся — а они удержатся, если пазы и железо не разучились делать своё дело — то они станут работать летом и зимой, днями и ночами, запасая нам энергию. Это подстегнёт как подписчиков, так и нас, и к моменту начала работ над луной вся подготовка останется позади.

Бреннен, Галибуртон и К. охотно согласились со всем изложенным. Именно их подписи стояли на акте совместной собственности, милостиво подготовленном нашим покровителем бухгалтерии¹¹. Джордж немедленно, насколько это было возможно, оставил все свои прочие дела; успев при этом научить меня, где и как надлежит построить небольшую лесопилку для обработки древесины. Я нанял картель, занявшуюся вырубкой и подготовкой дерева для плотины, в результате чего уже весной мы вовсю трудились над плотиной и маховиками! Им, конечно же, нужен был прочнейший фундамент. Малейшая неровность могла столкнуть луну с курса.

Ох, с каким бы удовольствием я описал путь каждого железного бруса до детали, необходимой маховикам, каждого бревна — до момента укрепления в плотине, да что там, каждой струйки воды, устремившейся к бурной пене под готовой плотиной! Увы, этой струйке, которая могла бы сдвинуть мир, пока что суждено было пролиться бесцельно. Я почти готов ручаться, что помню каждую каплю — с такой надеждой и радостью я предавался ежедневно нашему великому предприятию, помогая посильно — сколько было тех моих скромных сил — Джорджу, который неустанно сновал по стройке, появляясь повсюду и занимаясь всем. В те счастливые деньки мы просыпались в своих хижинах ещё до рассвета, в час неугомонного щебетания птиц. Завернувшись в плед, мы выходили наружу, зовя друг друга, частенько сталкиваясь на полянке ровно посередине. Мы бежали до реки и ныряли — до чего свежей была вода! — затем смеялись и кричали, как мальчишки, натирали друг друга до блеска и торопились домой, чтобы развести огонь для Полли в печи около моей хижины. Оставленное на ночь тесто к утру уже всходило. Вскоре вскипала и вода. Смеющиеся дети босыми выбегали на траву, не боясь росы. Появлялась Полли со своим медвежьим стейком с гриля или яичницей с чугуна и за считанные минуты — скорее, чем я заканчиваю эту страницу — поспевал завтрак, который Алиса усердно, одно блюдо за другим, доставляла на застеленный стол веранды. Даже Рафаэль Пил¹² не любил арбузы, виноград и зрелую чернику так, как мы! И за утренней беседой мы насыщали завтраком себя с той же расторопностью, с которой он был приготовлен.

Пока мы ещё трапезничали, со стороны строительного городка раздавался горн, поднимавший заспавшихся рабочих. Вскоре над лиственницами вздымались столбы дыма, и мы наконец прощались с детьми, а Полли начинала деловито сворачивать салфетки, всем видом показывая, что мы ей мешаем. Появлялся высоченный Азаф Лэнгдон, наш тогдашний прораб плотников, вышагивая к нам через долину с бумагами, или же с теслом, или с шинделем, покрытым отметками — в общем, с чем-либо, требующим насущных указаний мистера Оркатта.

Дневные труды предварял час хлопот. Мы кормили лошадей, коров, свиней и кур. Мы собирали яйца, чистили курятники и хлева. Мы рубили дрова, чтобы было чем топить огонь, и приносили воды, чтобы хватало на готовку и поддержание чистоты. Этим занимались я и дети — старания же Полли в этот час были куда как сакральней. Сей первый знаменательный час у женщин посвящён таинству из таинств, священной науке домоводства. Ибо та, которая способна мудро распорядиться этим часом и обеспечить все нужды, и одерживает Победу грядущего дня. Но что именно творит женщина в это время, мужчинам неведомо. Это можно лишь назвать, но не объять, общими словами «возиться по хозяйству».

По прошествии часа, справедливо отданного заботам и пищеварению, дети уходили в школу под открытым небом к мистеру Оркатту, а я удалялся в свой сельский кабинет — отдельную хижину с простым квадратным столом и несколькими столь же примитивными ящиками для книг. Здесь я трудился два часа в покое — что за чудо, ни почтальона, ни звонков в дверь! — работая над своими «Истоками учения Роберта Сендемена в VI и VII веках», после чего готов был уделять Миссии и Джорджу себя целиком. Иначе говоря, я выезжал в Линкольн или Фокскрофт за припасами, либо же доставал ружьё и шёл поджидать медведя у Чейрбека, либо же топором придавал брёвнам вид досок и брусьев согласно тщательным чертежам. Также я, насколько мог, проповедовал, становясь поддержкой и опорой для окружающих меня работяг. О, счастливое времечко! Так или иначе, дамба была закончена. Столь же непосредственным образом мы возвели могучие колёса, затем же — башни с обеих сторон потока, чтобы поддерживать маховики, и наконец, к нашему восторгу и изумлению, мы увидели первые обороты гигантских маховиков. Всё это заняло не день и не неделю, а год или два счастливой жизни — жизни, полной величайшей из радостей — осмысленного существования.

И всё же, несмотря на это, $162 000 не сравняться с $197 000 и уж тем более с $250 000, и без Джеффа Дэвиса и его банды Кирпичной луне было не взлететь на небо.

Но наконец-то Джефф Дэвис собрался с силами. «Подготовка закончена, — записал генерал Борегар. — Я открыл огонь по Форт-Самтер». Мы тогда и не подозревали, что именно этот залп запустит Кирпичную луну в небо!

Мы не подозревали и четыре недели спустя, когда Джордж принёс в строительный городок захватывающие новости. Колёса к тому времени вращались уже четыре дня и, конечно же, всё быстрее. Джордж ушёл за деньгами для рабочих, а вернулся с новостями о начавшемся восстании.

«Вот и настал конец этим славным денькам, — сказал он. — Конец, увы, нашей драгоценной луны.»

О да, мы и не подозревали!

Он расплатился с рабочими, которые немедленно собрали своё имущество и разошлись, чтобы менее чем через два месяца уже биться на фронте. Джордж запаковал свои вещи, горестно попрощался с нами и уже через неделю подрядился к губернатору Фентону в Олбани. Что касается нас, это заняло дольше, но и мы вскоре упаковались. Полли забрала детей к сестре, а я отправился в местную администрацию, чтобы предложить свои услуги. Ни единой души не оставалось в Девятом, и только два гигантских маховика крутились всё быстрее день ото дня, накапливая энергию, пока та нам не понадобится. Мы лишь надеялись, что они продержатся достаточно долго!

Таким образом мы продрались сквозь первый, долгий год войны: Джордж на своём месте, я на своём и Бреннан на своём — мы, как могли, несли свою ношу. Но что за тяжёлая то была ноша! А во второй год, когда подоспел второй крупный заём, Галибуртон написал мне (кажется, я прочёл это письмо в Хилтон-Хеде), что он продал все наши железнодорожные акции до последней по высокой цене, которую они тогда имели, и вложил полные пятьдесят девять тысяч в государство. «Я не мог созвать собрание, — сообщил Галибуртон, — поскольку я и сам нахожусь здесь в увольнительной, а остальные и вовсе слишком далеко. Но дело ясное. Если государство падёт, то и нашей луне не плыть по небосклону. Я, со своей стороны, даже не пытаюсь представить, как всё тогда обернётся». Так он написал каждому, и мы, конечно же, согласились.

И Джефф Дэвис служил наравне со всеми. Глубокая, должно быть, бездна ждёт того, кто не служит своей стране, пускай и гореть придётся в котле собственной совести. Так или иначе, на четвёртый год войны, когда золото стояло на отметке 290, Галибуртон вернул свои пятьдесят девять тысяч, вложенные под семнадцать процентов. Следовательно, ещё до конца войны он увеличил свой капитал более чем на пятьдесят процентов; и, следовательно, когда наступил мир, его акции получили заметную прибавку; и, следовательно, когда я вернулся из Южной Америки, он отчитался всем подписчикам о том, что располагал четвертью миллиона долларов; и, наконец, когда я сошёл после долгого морского пути во Флориду, то вновь обнаружил Полли и детей в Девятом, вместе с Джорджем, руководящим артелью из почти что восьмидесяти каменщиков и простых рабочих, которые застроили нижние кружала уже почти до экватора, и Кирпичная луна, казалось, стояла уже наполовину готова.

Больше всего я сожалею, что не могу напечатать вместе с этим отчётом наши чертежи. Если вы разрежете семенник торичника красного или же любой другой плодолистик со свободным центральным семяносцем, то увидите, как круглые семена укреплены вокруг круглого же центра, и примерно поймёте, как выглядело бы горизонтальное поперечное сечение завершённой луны. Поместите три шара для крикета на мостовую, позовите своих детей помочь вам уравновесить ещё семь сверху на них, а ещё один ребёнок пусть положит ещё три сверху — и перед вами в точности ядро луны. Если желаете более художественное описание, то мистер Уиллиам Вордсворт назвал бы это

«телом сферическим из пены пузырей»

Любое сечение по одному из экваторов выглядело бы как огромная архитектурная роза из шести кругов, собранных вокруг седьмого. В действительности каждое из этих сечений выявляет существование семи камер внутри луны — тоже сферических — изгибы которых придавали прочность всей конструкции; и тем не менее, в основном объём луны состоял из воздуха. Всего насчитывалось тринадцать лунеток, если позволите их так называть; хотя ни одним сечением вы, конечно, столько не обнаружите. Поддерживаемая со всех сторон их крещатыми арками, поверхность луны пролегала сверху и снизу — всего-то две полусферы, соединённые основаниями. Сами камеры были облегчены ещё и благодаря большим круглым окнам — сквозным отверстиям в участках, наиболее удалённых от точек соприкосновения, так что они напоминали внешнюю оболочку китайского шара-головоломки. Видите ли, нашей целью было сделать луну, которая сохраняла бы жёсткость, находясь в свободном полёте. Дорогой Джордж был убеждён, что поддержка многочисленных арок позволит придать луне наибольшую жёсткость при наименьшем весе. Я и по сей день убеждён в том же, и дальнейшие события ничуть не пошатнули моей уверенности.

Когда я вернулся в Девятый из Южной Америки, то нижние кружала были уже установлены и наполнены снующими пчёлами — каковые являлись, конечно, кельтскими рабочими — занятыми возведением нижней полусферы оболочки. Нижние кружала состояли из дерева, формой в точности напоминая римский амфитеатр, если бы только сидения в нём были скруглены. Внутри него и выкладывали нижний, или обратный, кирпичный купол. Всё это происходило на одной из террас, поднявшихся в доисторические времена после некоторого геологического катаклизма, когда берега озера сдали и породили сегодняшнюю речку Карротук. Терраса возвышалась над маховиками, которые усердно вращались в низлежащем ущелье с поистине невероятной скоростью. Три нижние лунетки, как я решил их называть (те шары для крокета, если взять одну из прежних иллюстраций), уже были завершены. Их кружала разобрали, вынули через отверстия и теперь собирали снова, чтобы сделать основой следующего яруса лунеток.

Меня встретили с радостью и удивлением. Хотя я телеграфировал о своём прибытии, однако сообщения так и не были отосланы из Сковхегана. Все, конечно же, торопились всё друг другу рассказать; что касается меня, то я вставлял бесконечные вопросы, когда только мог. Без устали я изучал строение сфер и безымянных воздушных пространств между ними. И без устали я расспрашивал рабочих. Каждый из нас, конечно же, и сам поднаторел в кладке кирпичей: в погожий день пополудни нередко можно было встретить Алису и Берту, Джорджа и меня вместе укладывающими кирпичи — а рядом Полли, укрывшуюся в тени какой-нибудь достаточно высокой стены, читающую вслух Джин Инджелоу, или Монте-Кристо, или Джейн Остин, в то время как Клара доставляла нам раствор. Лето протекало радостно и легко. Приезжали с визитом Галибуртон с супругой и детьми. Миссис Галибуртон лично заложила основание центральной камеры, которая на планах всегда значилась Г, а теперь с её подачи именовалась Грейс в честь её матери, которую звали Ханна. До зимы мы миновали экватор Ай, Дж и К, трёх самых верхних шаров, и оболочка уже почти смыкалась над ними. Расписка бюджета оказалась на удивление точной. Наёмный труд вышел дороже, чем мы ожидали, однако мы не позволяли рабочим придаваться выпивке и гуляниям, так что производство шло на славу. Свежесобранные кирпичные станки производили кирпичи невообразимо быстро, да такого качества, что даже Джордж отметил беспрецедентно малое количество брака. Мы вместе отпраздновали День благодарения — моя семья и его семья. Мы расплатились с рабочими, и те покинули нас, так что из всего городка остались только Азаф Лэнгдон, Ливай Джордан и Ливай Росс, Хорас Леонард и Сет Уитмен со своими семьями. «Семьями», написал я, хотя стоит сказать, что у Росса не было семьи. То был учтивый юноша, представлявший Галибуртона, занимающийся счетами и оплатой. Джордан стоял главой кирпичного цеха, Леонард — плотников, а Уитмен — снабжения, и в этом ему не было равных.

В общем, вместе мы отпраздновали День благодарения! Ох, что за чудесное то было время — как радовались мы и как радовались дети! Полли и я вместе с отпрысками на следующий день уезжали в Бостон. Я собирался провести зиму в последнем усилии собрать ещё двадцать пять тысяч, если получится, чтобы покрасить луну или же нанести немного фельдшпатоидной гранитной пыли, своего рода мастики, чтобы при нагреве о воздух возникла белая эмаль. Все мы, кто видел луну своими глазами, были настолько поглощены её успехом, что полагали само собой разумеющейся скромную помощь наших друзей-подписчиков. Остальные наши товарищи остались зимовать, чтобы возобновить работы, как только сойдёт снег. В мельчайших деталях я помню тот праздничный полдень: наш приятель Уитмен вышел к Полли и пригласил навещать его семью в новом жилье. На холода они переехали в сферы Б и Е, столь удобные, просторные и тёплые и уж куда как более сухие, чем деревянная хижина. Миссис Уитмен, припоминаю, лучилась радостью. Каждый из наших детей получил по дополнительному куску пирога и полные карманы изюма. Затем с озорным апломбом мы окрестили комнату Б в честь Берты, а Е в честь Эллен — миссис Уитмен. На следующий день мы распрощались, не придавая тому никакого значения, оставляя бессчётное число обещаний писать и вернуться с подарками по весне.

Вот выдержки из писем Оркатта, дорогого друга, которые расскажут вам всё, что ещё необходимо знать:

«10 декабря... После вашего отъезда мы взгрустнули и пару дней ходили понурые. В воскресенье мы особенно по тебе скучали, но Азаф смог выступить достойной заменой, а миссис Леонард вела хор. На следующий день мы помогли Леонардам переселиться в Л и М, которые мы назвали Леонард и Мэри (Мэри в честь твоей жены). Здесь темновато, но очень сухо. Леонард по примеру Уитмена развесил гамаки.

Азаф навестил меня во вторник и рассказал, что придумал натянуть тент над незаконченным куполом и в тёплые деньки немного там поработать. Так мы и поступили, чтобы не скучать.»

«25 декабря. Не было возможности написать в последние недели. Дело в том, что при такой благоприятной погоде я разрешил Азафу отправиться в Седьмой и к Уилдерам, чтобы подрядить двадцать пять лучших рабочих, которые, насколько мы знали, всё ещё находились там. С тех пор мы не переставали трудиться, и с каким результатом! Эйч закончен, и кружала удалены. Рабочие прозвали его Галибуртон. Ай почти завершён. Дж пока в том же состоянии. Мы рады снова заняться делом.»

«11 февраля... Твоё письмо дошло до нас неожиданно, через лесорубов, направлявшихся в Девятый район. Один из них поранился, так что согласился по пути обратно взять и наш ответ.

К твоему изумлению, мы закончили работу над Ай и К. Погода великолепна, мы трудимся половину дней. В честь завершения К мы славно отпраздновали и назвали его Килпатрик, в честь старого генерала Сета. Как бы я хотел, чтобы ты мог вдруг появиться и увидеть нас. Поторопись, если хочешь поучаствовать в последних штрихах.»

«12 марта. Дорогой Фред, у меня лишь минутка. Постарайся сделать всё возможное, чтобы прибыть к концу месяца или началу следующего. Погода, да будет тебе известно, безупречна. Азаф завербовал ещё десяток рабочих, и мы возвели купол выше, чем могли надеяться. Пути прокладываются, так что не вижу, почему бы нам не запустить луну к 10 или 12 числу, лишь бы оттепель не началась раньше времени. Не думаю, что имеет смысл ждать покраски или эмали. Телеграфируй Бреннану, он должен присутствовать. Успеете посмотреть наши жилища. Мы с семьёй, остававшиеся последними изгоями, завтра переезжаем в А и Д на пару недель. Здесь гораздо теплее. Всегда твой, Дж. О.»

Я телеграфировал Бреннану, и он, не задерживаясь, прибыл с семьёй и детьми к нам в Бостон. Я сказал, что отсюда ему никак не выехать в нужном направлении из-за состояния дорог, но Бен ответил, что поедет в Сковхеган и попробует добраться оттуда. Он, конечно же, сразу напишет мне, как доберётся. Со временем я получил телеграмму от него из Сковхегана о том, что он нанял упряжку и собирается в Девятый. Четыре дня спустя я получил такое письмо:

«27 марта. Дорогой Фред, я так рад, что приехал, и вменяю тебе прибыть с женой, как только сможешь. Река вздулась, и колёса, к которым Леонард установил ещё два, на вид долго не продержатся. Пути почти завершены, и мы считаем, что промедление недопустимо. Из Сковхегана я добрался без каких-либо трудностей за два дня.»

Я переслал ту же телеграмму Галибуртону, и мы собрали детей для зимнего путешествия, ведь зрелище запуска луны должно было остаться их впечатлением на всю жизнь. Определённо в это время года было невозможно собрать всех подписчиков. Только я принялся за это, как из Сковхегана пришла телеграмма с последними словами, которые я когда-либо от них прочту:

«Нигде не задерживайся. Перед нами возникла запруда, опасаемся заболачивания. Оркатт.»

Мы, конечно же, просто не могли прибыть быстрее. Мы не задержались ни на одной станции. В Сковхегане мы с Галибуртоном сняли сани, оставив женщин и детей следовать за нами на упряжке. Мы ехали всю ночь, сменили коней в Проспекте и затем ехали весь день. Вынужденно переночевали в Седьмом. Выехали ни свет ни заря и к четырём уже были в Спунвуд-Хил, откуда были видны крыши строительного городка.

Городок стоял абсолютно безлюден! Ни дыма, ни голосов, ни звуков строгания, ни стука мастерков. Лишь гигантские маховики крутились так же, как и осенью.

Вон стояло нижнее кружало, подобное Колизею, словно в тот первый день.

Но где же кирпичный свод луны?

«Святые небеса! Неужели он обрушился на них?!» — воскликнул я.

Галибуртон стегал коня что есть мочи, пока мы не спустились по крутому склону. Обогнув небольшую скалу, мы выехали прямо к кружалу. Но луны там не было! Лишь пустой амфитеатр, а внутри ни кирпича, ни щепки.

Мы обезмолвели. Мы выбрались из саней, побежали по лестнице к террасе, пробежали привычными дорожками до кружала и вышли к путям, которые предстали нам впервые. Они-то поведали историю, как никто другой. Стёртые и треснувшие деревянные полозья, опалённые стремительностью, с которой проехала по ним луна, явно сослужили назначенную им службу.

Мы ярчайше представили, как под натиском необузданного водяного потока земля просела. Впоследствии удалось измерить, что фундамент опустился не более чем на шесть дюймов, но этого оказалось достаточно. Шесть фатальных дюймов, на которые опустились кружала, запустили луну в точности как Джордж себе это представлял, хоть и несвоевременно. Однако она соскользнула, а не покатилась, и спустя мгновение вместе со всеми нашими друзьями улетела в небо!

«Они взлетели!» — воскликнул Галибуртон.

«Она взлетела!» — воскликнул я в тот же миг. И в едином порыве мы устремили взгляд в небо.

Но, конечно, её там не было.

***

Ни записки, ни каких-либо других сообщений не нашли мы в покинутых жилищах. Прошло уже целых шесть недель с тех пор, как Джордж и Фанни c детьми переехали в Анни и Даймонд, две незанятые полости луны — настолько удобнее оказались они для зимовки по сравнению с хижинами. Вернувшись в Седьмой, мы обнаружили там многих из рабочих, которые оказались так же шокированы нашими словами. С ними расплатились 30 марта и пригласили прийти на запуск 15 апреля. Один из них, по имени Роб Ши, рассказал, что Джордж подрядил его кузена Питера помочь с переездом обратно в дом на следующей неделе.

И больше года с той поры мы не слышали о наших друзьях. Сначала я всё ждал, когда узнаю об их крушении. Но время шло, и нигде в известных человеку землях такого крушения не наблюдали. Я отвечал, насколько мог подобающе, на письма от их друзей, сообщая, что не знаю об их местонахождении и не получал о том весточки; но думал при этом лишь — как злополучная луна, должно быть, действительно прорвала атмосферу и все они сгорели при этом. Но такими мыслями я тайно делился лишь с Полли, Анни и Галибуртоном. Чудовищные думы по-прежнему мучили меня, когда я прочёл однажды в «Астрономическом вестнике» меморандум, который и вы наверняка помните, с наблюдением доктора Цитты нового астероида, движущегося с невероятной скоростью в склонении.