Мемуары бывшего раба

Автобиография Букера Вашингтона

Букер Вашингтон (1856-1915) - один из самых выдающихся просветителей и борцов за просвещение афроамериканцев, оратор, политик, писатель. Ему было 6 лет, когда в Америке освободили рабов. В своей автобиографии он рассказывает, как жил при рабстве и после него, как смог получить образование и как основал институт в Таскиги - одно из первых учебных заведений для чернокожих, когда их доступ к образованию был очень ограничен.

Глава XII. Привлечение денег

С открытием общежития мы начали предоставлять на чердаке Портер-Холла, нашего первого здания, комнаты для студенток. Однако количество учащихся обоих полов продолжало расти. Нам удавалось обеспечивать студентов-мужчин съёмным жильём за пределами института, но мы не хотели подвергать подобному риску девушек. Вскоре остро встала проблема жилья для студенток, равно как и более удобного общежития для учащихся обоих полов. В итоге мы наконец решились взяться за строительство более масштабного здания - такого, где хватит и комнат для девушек, и места для нужд всех.

Закончив с предварительным наброском требуемого здания, мы подсчитали, что оно будет стоить около десяти тысяч долларов. У нас не хватало денег даже чтобы приступить; однако мы решили назвать здание. Мы знали, что по крайней мере могли дать ему имя, даже сомневаясь в своей способности собрать средства на его возведение. Так что мы назвали задуманное здание Алабама-Холл, в честь штата, на земле которого проходили наши труды. И снова мисс Дэвидсон отправилась заручаться поддержкой и помощью цветных и белых жителей Таскиги и его окрестностей. Все охотно поддержали нас, каждый в меру своих средств. Студенты, как и в случае с нашим первым зданием, Портер-Холлом, приступили к разрытию земли под фундамент.

Когда мы, казалось бы, исчерпали все возможности по сбору денег, случилось нечто, ещё раз продемонстрировавшее величие генерала Армстронга, его возвышение над обычным человеком. Посреди наших волнений о том, где и как достать денег на новое здание, я получил телеграмму от генерала Армстронга с предложением провести месяц в разъездах на Севере вместе с ним, и если я принимаю приглашение, то не мог бы я подъехать в Хэмптон как можно скорее. Я, конечно же, согласился и тотчас выехал в Хэмптон. Прибыв, я узнал, что генерал организовал тур вокального ансамбля по Северу, с намерением в каждом важном городе встречаться с людьми, чтобы он и я выступали с речами. Каково было моё удивление, когда генерал объяснил мне, что целью этих встреч будут интересы не Хэмптона, а Таскиги, причём все расходы понесёт Хэмптонский институт.

Хотя генерал Армстронг не растолковывал мне это напрямую, я понял, что таким образом он решил представить меня северянам, а также обеспечить некоторую готовую сумму денег под возведение Алабама-Холла. Человек, слабый духом и узко мыслящий, рассудил бы, что все собранные таким образом деньги для Таскиги - это недостача для Хэмптонского института; но подобные эгоистичные и близорукие мысли никогда не посещали генерала Армстронга. Он был слишком великодушен для мелочности, слишком добр для злобы. Он знал, что северяне, дававшие деньги, отдавали их ради цивилизации негров в целом, а не на одну конкретную школу. Генерал знал также, что сила Хэмптона в том, чтобы служить бескорыстной опорой решения южной проблемы.

Что касается моих обращений к северянам, я помню лишь один совет, который мне дал генерал. Он сказал: "Пусть за каждым словом встаёт идея." Я считаю, здесь нечего добавить; и применимо это к любому ораторству. С того момента и по сей день я всегда стараюсь не упускать эту мысль.

Выступления прошли в Нью-Йорке, Бруклине, Бостоне, Филадельфи и других крупных городах, и после каждого выступления генерал Армстронг радовался вместе со мной всякой помощи - адресованной не Хэмптону, а Таскиги. И на всех выступлениях мы особенно старались заручиться финансовой поддержкой в пользу строительства Алабама-Холла, а также представить нашу школу общественности. Обоих целей мы достигли.

После этого любезного представления меня Северу я начал сам ездить туда за сбором денег. За последние пятнадцать лет я был вынужден проводить значительное время вдали от школы, собирая средства на растущие потребности нашего института. Вот некоторые случаи из моих разъездов, которые могут быть интересны читателям. Снова и снова меня спрашивали те, кто пытается собрать деньги на благотворительные нужды, какому правилу или правилам я следовал, чтобы заручиться поддержкой и помощью людей, имеющих возможность жертвовать деньги на благие цели. Насколько можно свести науку так называемого попрошайничества до правил, я бы сказал, что придерживался всего двух правил. Во-первых, я всегда делаю всё возможное, чтобы донести знание о нашей работе до частных лиц и организаций; во-вторых, я не волнуюсь о результате. Это второе правило для меня самое сложное. В канун оплаты счетов, когда в руках ни свободного доллара, крайне сложно не волноваться, однако с каждым годом я убеждаюсь всё больше и больше, что волнение лишь поглощает, безо всякой цели, множество физических и умственных сил, которые можно было бы направить на полезную работу. За мой обширный опыт общения с состоятельными и важными людьми я заметил, что достигшие наибольшего из них - это те, кто "усмиряют и порабощают тело своё"; кто никогда не проявляет восторга и не теряет самообладания, а всегда спокойны, взвешены, терпеливы и вежливы. Я считаю, что президент Уильям Мак-Кинли - лучший пример подобного человека из всех виденных мной.

Чтобы преуспеть в любом начинании, самое главное, как мне кажется - это достичь состояния полной самоотверженности; то есть, раствориться в великой цели. В соответствии с тем, насколько человек теряет себя, он извлекает наибольшее счастье из своей работы.

Мой опыт сбора денег для Таскиги научил меня нетерпимости к людям, которые постоянно винят богатых за то, что те богаты, и за то, что они не жертвуют больше различным благотворительностям. Для начала, привыкшие высказывать подобную шапочную критику не представляют, сколько людей стали бы нищими и сколько бед бы случилось, если бы богатые лишились в одночасье значительной части своих активов, что развалило бы и подорвало крупный бизнес. Кроме того, очень мало кто знает, какое море просьб о помощи постоянно выслушивают богатые люди. Мне известны некоторые состоятельные люди, принимающие до двадцати визитёров в день. Войдя в приёмную того или иного важного человека, я часто обнаруживал там десяток ожидающих, и всех с той же целью - попросить о деньгах. И это только личные визиты, чего уж говорить о почте. Мало кто представляет себе суммы, жертвуемые теми, кто не желает видеть своё имя в газетах. Часто я слышал обвинения в жадности в адрес людей, которые, насколько мне известно, жертвовали тысячи долларов ежегодно настолько тихо, что общественность и не подозревала.

Например, я знаю двух дам из Нью-Йорка, чьи имена редко звучат в прессе, но которые за последние восемь лет безо всякой шумихи пожертвовали нам средства на возведение трёх больших и нужных зданий. Помимо дара этих зданий, они делали и другие щедрые пожертвования нашей школе. И они не только помогают Таскиги, но и постоянно ищут новые возможности помочь другим достойным начинаниям.

Хотя я удостоился чести выступать проводником, с помощью которого многие сотни тысяч долларов пошли на труды в Таскиги, я всегда избегал так называемого "попрошайничества". Часто я объясняю людям, что никогда не "выпрашивал" денег и что я не "попрошайка". Мой жизненный опыт и наблюдения убедили меня в том, что выпрашивать у богатых деньги постоянно и прямым текстом, как правило, не даёт плодов. Я старался придерживаться принципа, что если у человека хватило ума заработать деньги - то хватит и грамотно раздавать их, так что донесение фактов о Таскиги и, в особенности, фактов о работе наших выпускников - более результативно, чем выпрашивание. Я считаю, что изложение фактов вежливым, достойным тоном - единственный тип попрошайничества, который воспринимают богатые люди.

Хотя труд ходить от двери к двери, из кабинета в кабинет, тяжек и изнурителен, есть и свои плюсы. Подобная работа предоставляет исключительную возможность узнать человеческую душу. Другой наградой является возможность познакомиться с некоторыми из лучших людей мира - или, следует сказать, с самыми лучшими людьми мира. Обойдя всю страну, вы убедитесь, что люди, приносящие больше всего пользы обществу и оказывающие наибольшее влияние - это те, кто проявляют глубочайший интерес к социальным институтам, работающим ради возвышения человечества.

Как-то раз я был в Бостоне и постучался в двери одной состоятельной даме. Меня впустили, и я попросил передать хозяйке визитку. Пока я ждал, вернулся её муж и в самых неприятных тонах осведомился, что я тут делаю. Когда я попытался объяснить цель своего визита, он ещё больше позабыл о вежливости и в конце концов настолько разволновался, что я ушёл, так и не дождавшись ответа дамы. Через несколько кварталов оттуда я зашёл к джентльмену, который принял меня самым душевным образом. Он выписал мне чек на щедрую сумму и прежде, чем я сам успел поблагодарить его, сказал: "Я так благодарен вам, мистер Вашингтон, за предоставленную вами возможность помочь хорошему делу. Больша́я честь - поучаствовать в нём. Мы, бостонцы, в неоплатном долгу за ваш труд." Мой опыт по сбору денег убеждает меня, что первый типаж встречается всё реже, а второй - всё чаще; а именно, всё чаще и чаще богатые люди начинают воспринимать мужчин и женщин, приходящих к ним за помощью в достойных делах, не попрошайками, а собственными представителями в личном деле.

В Бостоне редко бывало, чтобы стучался к людям с просьбой о финансовой помощи и чтобы эти люди не благодарили меня за визит, обычно ещё до того, как я успевал поблагодарить их самих. В этом городе меценаты, такое ощущение, в значительной мере считают за честь возможность жертвовать. Этот возвышенный и христианский дух я чаще всего встречал именно в Бостоне, хотя и за его пределами есть множество примеров. Повторюсь, что с моей точки зрения мир развивается в сторону благотворительности. И повторюсь, что основное правило, которое всегда вело меня при сборе денег, это делать всё возможное, чтобы дать людям со средствами возможность оказать помощь.

В ранние дни Таскиги бывало, что я истаптывал улицы городов и колесил по глубинке Севера многие дни подряд, не видя ни доллара. Часто случалось, что целую неделю меня преследовали разочарования и я не получал ни цента от тех людей, на помощь которых больше всего надеялся, но когда я почти терял надежду - щедрая помощь приходила от кого-нибудь, от кого я её совершенно не ждал.

Однажды до меня дошли сведения о джентльмене, живущем в провинции в двух милях от Стемфорда (Коннектикут). Информация позволила мне надеяться, что ему могут быть интересны наши труды в Таскиги, если только донести до него наши потребности и состояние дел. Одним исключительно стылым и ненастным днём я прошёл пешком эти две мили [прим. пер.: 2,3 км], чтобы увидеться с ним. С определённым трудом я добился встречи. Он с некоторым интересом выслушал мои слова, но ничего не дал. Меня одолевали мысли, что в какой-то мере мой трёхчасовой визит был зряшней тратой времени. Но всё же я не нарушил своё правило и сделал всё возможное со своей стороны. Если бы я не встретился с ним, то остался бы недоволен самим собой за пренебрежение долгом.

Два года спустя в Таскиги пришло письмо от этого человека, следующего содержания: "Посылаю вам чек на десять тысяч долларов на вашу работу. Я вписал эту сумму в своё завещание в пользу вашей школы, но теперь считаю более благоразумным передать её вам при жизни. С теплотой вспоминаю ваш визит два года назад."

С трудом представляю, когда бы ещё я ощущал такое глубокое удовлетворение, как при получении этого чека. На тот момент это было наибольшее единоразовое пожертвование нашей школе. Оно пришло после затянувшегося периода, когда никаких денег не приходило вообще. Нехватка финансирования вызывала у нас сильнейшие опасения, и стресс был колоссальный. Мне сложно представить более давящую ситуацию, чем управление крупным учебным заведением с его громадным обязательствами, не зная, откуда возьмутся деньги на покрытие этих ежемесячных обязательств.

В нашем случае на меня давил двойной груз ответственности. Если бы нашим институтом заведовали белые люди и встретили крах, это бы подкосило образование негров; однако я осознавал, что крах нашего института, которым заведуют негры, привёл бы не только к закрытию самого института, то и в значительной степени к утрате веры в способности целой расы. Тот чек на десять тысяч долларов, учитывая все обстоятельства, частично облегчил ношу, тяготившую на меня тогда несколько дней подряд.

С самого начала нашей работы и до настоящего дня я всегда считал, и неустанно убеждал в том учителей, что школу всегда будут поддерживать в той мере, в которой в её стенах будет царить чистота стен, помыслов и духа.

Когда я познакомился с ныне почившим Коллисом П. Хантингтоном, великим железнодорожником, он дал на школу два доллара. Когда я увиделся с ним в последний раз, за несколько месяцев до его смерти, он дал мне пятьдесят тысяч долларов в наш фонд развития. Между этими двумя дарами были и другие щедрые пожертвования, приходившие ежегодно и от мистера, и от миссис Хангтингтонов.

Некоторые могут сказать, что это удача принесла Таскиги пятьдесят тысяч долларов. Нет, то была не удача. То был тяжёлый труд. Ничего сто́ящего никогда не доставалось мне кроме как в результате тяжёлого труда. Когда мистер Хантингтон дал мне свои первые два доллара, я не стал винить его, что тот не дал больше, но твёрдо решил постараться убедить его вещественными достижениями, что мы заслуживаем бо́льших даров. Более десяти лет я всячески убеждал мистера Хантингтона в ценности нашей работы. Я заметил, что в той степени, в которой росла польза школы для общества, росли и его пожертвования. Никогда я не встречал другого такого человека столь доброго и небезразличного интересам нашей школы, как мистер Хантингтон. Он не только давал нам деньги, но и находил время по-отечески наставлять меня насчёт управления школой.

Собирая деньги на Севере, я не раз оказывался в трудном положении. Следующий случай я рассказываю всего второй раз в жизни, поскольку опасался, что мне просто не поверят. Как-то утром, когда я находился в Провиденс (Род-Айленд), при мне не осталось ни цента, чтобы даже позавтракать. Переходя улицу, чтобы навестить одну даму, материальной поддержкой которой я надеялся заручиться, я нашёл свежий блестящий четвертак посреди трамвайных путей. Так у меня не только появилось двадцать пять центов на завтрак, но и спустя несколько минут я получил пожертвование от дамы, к которой шёл.

На один из наших выпусков я осмелился пригласить прочесть выпускную проповедь преподобного Э. Винчестера, доктора богословия, заведующего Церкви Троицы (Бостон). Поскольку у нас не было помещения, чтобы вместить всех присутствующих, собраться решили под импровизированным навесом, собранным частично из веток, частично из неотёсанных досок. Вскоре после начала речи доктора Дональда начался ливень, и ему пришлось прерваться, пока кто-то из наших держал над ним зонтик.

Наглость моего приглашения открылась мне только тогда, когда я увидел эту картину - заведующего Церкви Троицы, стоящего перед огромном толпой под старым зонтиком в ожидании хорошей погоды, чтобы возобновить своё обращение.

Однако вскоре дождь закончился, и доктор Дональд провёл проповедь; и какая то была проповедь, несмотря на погоду! Затем он удалился к себе и, высушив одежду, заметил, что Таскиги бы не помешала большая часовня. На следующий же день пришло письмо от двух дам, путешествовавших тогда по Италии, сообщавшее, что они решили дать нам необходимые деньги как раз на такую часовню.

Недавно мы получили двадцать тысяч долларов от мистера Эндрю Карнеги в счёт возведения нового здания под библиотеку. Наша первая библиотека и читальный зал размещались в уголке хижины, занимая вместе примерно пять на двадцать футов [прим. пер.: около 10 кв. м]. Мне понадобилось десять лет труда, чтобы заручиться интересом и помощью мистера Карнеги. Когда я познакомился с ним десять лет назад, наша школа не особенно его заинтересовала, но я твёрдо решил показать ему, что мы достойны его помощи. Спустя десять лет тяжёлого труда я написал ему письмо следующего содержания:

15 декабря 1900 г.

Мистеру Эндрю Карнеги, 5W, 55-ая стрит, Нью-Йорк

Уважаемый мистер Карнеги!

В соответствии с пожеланием, которое вы адресовали мне при личной встрече в вашем доме несколько дней назад, вот мой запрос о здании библиотеки для нашего института.

У нас 1100 студентов, 86 служащих и преподавателей, а также семьи тех и примерно 200 цветных жителей окрестностей школы, и всем им пригодилось бы библиотечное здание.

У нас 12 000 книг, журналов и т.д., подаренных нашими друзьями, но нет для них места, и нет места под читальный зал.

Наши выпускники отправляются работать во все части Юга, и знания, полученные из библиотеки, послужили бы благу и возвышению всей негритянской расы.

Если у вас остались вопросы, я с радостью на них отвечу.

Искренне ваш,

Букер Т. Вашингтон, директор.

В следующей же доставке почты мне пришёл такой ответ: "Буду крайне рад оплатить ваши счета за строительство библиотечного здания по мере их появления, вплоть до двадцати тысяч долларов, и рад возможности проявить интерес, имеющийся у меня к вашему благородному труду."

Я обнаружил, что деловой подход сильно помогает в привлечении внимания богатых людей. Если у Таскиги есть некий идеал, к которому мы всегда стремились финансово и в других аспектах, так это что наше ведение дел одобрил бы любой банк Нью-Йорка.

Я упоминал несколько крупных даров школе; меж тем, наибольшую долю денег, на которые строился институт, составляли мелкие пожертвования от лиц скромных возможностей. Именно на эти маленькие дары, заключающие в себе интерес тысяч спонсоров, должно в основном полагаться любое благотворительное начинание. В моей работе по сбору денег меня постоянно удивляло терпение и искреннее внимание священнослужителей, которых одолевают со всех сторон и во все часы суток просьбы о помощи. Если бы ничто другое не убеждало меня в преимуществах христианской жизни, то один лишь святой труд по возвышению чёрного человека, осуществляемый церквями всех деноминаций в Америке последние тридцать пять лет, уже бы сделал меня христианином. В значительной степени именно пенни, никели и даймы [прим. пер.: 1-, 5- и 10-центовые монеты], приходящие из воскресных школ, от христианских движений и миссий, а также от самой церкви, помогли поднять негров настолько быстро.

Говоря о маленьких дарах, стоит добавить, что почти все выпускники Таскиги присылают нам ежегодные пожертвования. Эти пожертвования составляют от двадцати пяти центов до десяти долларов.

Вскоре после начала нашего третьего года работы мы неожиданно получили деньги из трёх необычных источников и продолжаем получать их по сей день. Во-первых, законодательное собрание Алабамы увеличило наш ежегодный бюджет с двух тысяч долларов до трёх; следует добавить, что позже оно увеличило эту сумму до четырёх тысяч пятиста долларов в год. Деятельность по увеличению бюджета была проведена преподобным М. Ф. Фостером, представителем законодательного собрания от Таскиги. Во-вторых, мы получили тысячу долларов из фонда Джона Ф. Слейтера. Наша работа понравилась поверенным этого фонда, и вскоре они увеличили своё ежегодное пожертвование. Время от времени они увеличивали его повторно, пока к настоящему моменту мы не стали получать из этого фонда одиннадцать тысяч долларов ежегодно. Наконец, помощь также пришла в виде пособия из фонда Пибоди. Сначала это были пятьсот долларов, но с тех пор сумма выросла до пятнадцати тысяч долларов.

Труд по привлечению помощи из фондов Слейтера и Пибоди познакомил меня с двумя исключительными людьми - людьми, которые во многом повлияли на политику образования негров. Я говорю о преподобном Дж. Л. М. Карри из Вашингтона, являющемся генеральным агентом в обоих фондах, и о мистере Моррисе К. Джессупе из Нью-Йорка. Доктор Карри - уроженец Юга и бывший солдат Конфедерации, однако сомневаюсь, что во всей стране найдётся хоть один человек, более заинтересованный в наибольшем благополучии негров, чем доктор Карри, или более него свободный от расовых предрассудков. Он обладает уникальным отличием - в равной степени верить и в чёрных, и в белых южан. Никогда не забуду нашего знакомства. Дело было в Ричмонде (Вирджиния), где он тогда проживал. Я много о нём слышал. Когда я впервые встретился с ним, дрожа от собственной молодости и неопытности, тот так душевно взял мою руку, сказал такие ободряющие слова и дал мне такие ценные советы о дальнейшем курсе действий, что я сразу признал в нём, и признаю до сих пор, ярчайший пример человека, постоянно и самоотверженно работающего во благо человечества.

О мистере Моррисе К. Джессупе, казначее фонда Слейтера, я говорю потому, что не знаю другого такого состоятельного человека со столь сложными деловыми обязательствами, который бы жертвовал не только деньги, но и собственное время и размышления ради цели подобающего метода возвышения негров. Во многом именно благодаря его усилиям и влиянию за последние несколько лет тема технического образования обрела свою нынешнюю важность и вес.