Мемуары бывшего раба

Глава X. Труднее, чем выпекать кирпичи без соломы

С самого начала я собирался приобщать учащихся в Таскиги не только к сельскохозяйственной и домашней работе, но и к постройке зданий школы. В моих планах было научить их через этот труд наиболее свежим и эффективным методикам стройки, чтобы посредством их стараний не только принести пользу школе, но и показать им самим красоту и достоинство труда вдобавок к его результативности; научить, как вознести труд выше, над мозолями и усталостью, и полюбить его по-настоящему. Я собирался учить их не старомодному труду, а овладению силами природы - воздухом, водой, паром, электричеством и лошадиными силами - в качестве помощников в делах.

Поначалу многие предостерегали меня от студенческого участия в стройке, но я намеревался придерживаться своего курса. Я отвечал критикам разумности такого подхода, что осознаю, что наши первые здания будут не столь удобными и красивыми, как продукт труда опытных наёмных рабочих, но через практическое обучение прогрессу и самостоятельности ученики сами компенсируют себе нехватку комфорта и изысков.

Далее, продолжал я, обращаясь к критикам данного курса, большая часть студентов происходит из нищих семей, живущих в хижинах на бывших плантациях хлопка, сахарного тростника и риса. И хотя ученики очень бы обрадовались, посели мы их в великолепные общежития, всё же более естественным ходом развития я вижу обучение их строительству. Я понимал, что будут ошибки, но и эти ошибки преподадут ценные уроки.

Все девятнадцать истёкших лет существования школы Таскиги мы тщательно придерживались принципа, что ученики сами строят здания школы. На данный момент институт насчитывает сорок зданий, считая как маленькие, так и большие, и, кроме четырёх, они почти всецело - результат труда студентов. В качестве дополнительного успеха, сотни рабочих разъехались по всему Югу, освоив у нас науку строительства. Их знания и умения теперь тем же образом передаются от одного поколения учеников к другому, вплоть до того, что наши инструкторы и студенты способны выстроить здание любого вида и размера, начиная от создания чертежей и заканчивая электрической проводкой, не привлекая к тому ни одного стороннего рабочего.

Не раз я заставал сценку, когда первокурсник собирался было испоганить вид стен надписью свинцовым карандашом или ножом, а старшекурсник останавливал его, напоминая: "Не делай этого, это наш корпус - я сам помогал его строить".

В ранний период школы самым тяжёлым опытом для меня было производство кирпичей. Как только мы разобрались с возделыванием земли, то обратили свой взор на кирпичное ремесло. Кирпичи нам требовались в связи со строительством здания школы; но имелась и ещё причина. В городе не было кирпичного производства, так что не только мы, но и рынок нуждался в кирпичах.

Я всегда сочувствовал "детям израилевым", которым приходилось делать кирпич без соломы. А вот нам пришлось делать кирпич без денег и опыта.

Вначале требовалась грязная работа, и было крайне сложно заручиться поддержкой учащихся. Когда дело дошло до кирпичей, презрение студентов к ручному труду по сравнению с книжным образованием показало себя особенно отчётливо. Никто не хотел часами стоять по колено в грязевых ямах. Ряд учеников покинули нас в то время.

Мы раскопали несколько мест, прежде чем нашли месторождение подходящей для кирпичей глины. До этого я всю жизнь считал, что производство кирпичей - простейшее дело, но вскоре на горьком опыте понял, что оно требует конкретных знаний и умений, особенно при обжиге. Потратив массу усилий, мы сформировали примерно двадцать пять тысяч кирпичей и поместили их в печь. Но печь пришла в негодность то ли из-за проблемы конструкции, то ли из-за неправильного обжига. Мы тут же принялись строить вторую печь. Но и она по непонятной причине отказала. Очередная неудача с печью ещё более осложнила наши попытки вовлечь студентов. Однако некоторые учителя, обученные ремёслам в Хэмптоне, присоединились к работе и кое-как этими силами мы доделали третью печь. Обжиг печи занимал неделю. К концу недели, когда уже казалось, что мы наконец сможем обжигать тысячу кирпичей за пару часов, посреди ночи печь раскололась. Это была наша третья неудача.

После поломки третьей печи у меня не осталось ни единого доллара для следующей попытки. Большинство учителей советовали бросить это предприятие. Но посреди всех бед я вспомнил о карманных часах, которые достались мне несколько лет назад. Я отнёс часы в город Мортгомери, расположенный недалеко от Таскиги, и сдал их в ломбард. Под залог часов я получил пятнадцать долларов на продолжение производственных экспериментов. Я вернулся в Таскиги и с пятнадцатью долларами наперевес воззвал к нашим деморализованным и подавленным трудовым силам, чтобы приняться за четвёртую печь. И на этот раз, счастлив вам сообщить, мы преуспели. Срок выкупа на часы истёк прежде, чем я смог раздобыть денег, и тех часов я больше не видел; но и никогда не жалел о том.

Производство кирпичей к настоящему моменту стало настолько важным ремеслом в школе Таскиги, что за прошлый сезон мы выпустили двенадцать тысяч первосортных кирпичей, конкурентоспособных на любом рынке. Помимо этого, многие десятки молодых людей, освоивших благодаря нам кирпичное дело - как ручное производство, так и механизированное - теперь устроены по всему Югу.

Производство кирпичей преподало мне важный урок о взаимоотношениях двух рас на Юге. Многие белые люди, не имеющие связи с нашей школой и, возможно, не одобряющие её, тем не менее покупали у нас кирпичи, поскольку находили их качественными. Они поняли, что мы отвечаем на подлинную потребность города. Создание кирпичей переубедило многих соседей, считавших, что образование негров лишь лишит их экономической пользы - оказалось, что, обучив наших студентов, мы увеличили благополучие и процветание города. Мы познакомились со многими горожанами, приходящими за кирпичами, и наладили с ними торговлю. Наши деловые интересы переплелись. У нас имелся товар, нужный им, а у них - товар, нужный нам. Это в высокой степени заложило фундамент полюбовных отношений между нами и белыми жителями округи, послуживший примером всему Югу.

Куда бы на Юге ни отправились наши выпускники-специалисты по кирпичу, всюду они способствовали процветанию общины, где останавливались; и их вклад создавал всеобщее чувство определённого долга к ним и, возможно, даже нужды в них. Это подстёгивало дружелюбные взаимоотношения между расами.

Мой жизненный опыт подсказывает, что человек по природе своей замечает и награждает мастерство, не важно, какого цвета кожи тот, кто его проявляет. Я также обнаружил, что видимое и осязаемое гораздо лучше борется с предрассудками. Вид настоящего первоклассного дома, построенного негром, десятикратно убедительней, чем страницы за страницами рассуждений о доме, который этому негру следовало бы построить или который он, возможно, сумел бы построить.

Тот же принцип обучения ремёслам мы сразу же перенесли на производство собственных телег и экипажей. Сейчас у школы для использования на сельском хозяйстве и для других нужд имеются десятки транспортных средств, и все они - результат работы студентов. Кроме того, мы поставляем транспортные средства на местный рынок. Продажа их жителям города оказывает тот же эффект, что продажа кирпичей, и любой мастер, обучившийся у нас производству и ремонту телег, принимается как полезный специалист обеими расами где бы то ни было. Люди, рядом с которыми он живёт и работает, дважды подумают, прежде чем отпугнуть такого соседа.

Человек, который способен выполнять работу, нужную обществу, в конечном счёте добьётся своего независимо от расы. Допустим, в город приезжает специалист по анализу греческой грамматики. На тот момент община не готова, да и не нуждается в разборе греческих текстов, однако испытывает потребность в кирпичах, домах и телегах. Если человек может удовлетворить эту потребность, то со временем дойдёт черёд и до его основной услуги, а с новой необходимостью появится также способность ценить и оплачивать такой труд.

Не успели мы достать первую партию кирпичей из печи, как протест студентов против обучения труду зазвучал с новой силой. К тому времени в Таскиги уже стало широко известно, что любой новый ученик нашей школы, независимо от собственной обеспеченности, должен освоить то или иное ремесло. Ко мне приходило много писем от родителей, возражавших против использования труда их детей в процессе обучения. Некоторые родители приходили лично. Большая часть новых учеников являлась с письменным или устным требованием родителей обучать только книгам и ничему более. И чем больше книг, чем крупнее формат и длиннее заголовки, тем счастливее, казалось, были родители.

Я не обращал внимания на эти протесты, за исключением того, что не упускал возможности отправиться в каждый доступный уголок штата, чтобы поговорить с семьями и показать им ценность обучения ремёслам. Также я постоянно общался со студентами по этому вопросу. Несмотря на недовольство ремесленным трудом, школа продолжала расти, и к середине второго года у нас училось уже сто пятьдесят человек, съехавшихся со всей Алабамы, а также несколько из других штатов.

Летом 1882 года мисс Дэвидсон и я поехали на Север, чтобы добыть недостающие финансы на окончание строительства здания. По пути на Север я остановился в Нью-Йорке, чтобы попросить о рекомендательном письме представителя миссионерской организации, с которым я познакомился несколько лет назад. Он не только отказался предоставить письмо, но и со всей искренностью посоветовал мне возвращаться домой и не пытаться собрать деньги, поскольку, с его точки зрения, мне разве что удастся покрыть транспортные расходы. Я поблагодарил его за совет и продолжил путь.

Сначала я поехал в Нортгемптон (Массачусетс), где полдня мотался по дворам цветных в поисках кого-нибудь, кто меня примет, не рассчитывая, что меня пустят в отель. К моему удивлению, оказалось, что я зря боялся проблем с заселением в отель.

Мы успешно собрали нужные деньги и на День Благодарения того года провели первую службу в часовне Портер-холла, хоть и недостроенного.

В поисках проповедника для проведения службы на День Благодарения я повстречал одного из самых замечательных людей, которых когда либо имел честь знать. То был преподобный Роберт Бедфорд, белый из Висконсина, служивший пастором небольшой цветной конгрегации в Мортгомери (Алабама). Пока я не отправился в Мортгомери в поисках проповедника, я ни разу не слышал о мистере Бедфорде, а он - обо мне. Он с радостью согласился приехать в Таскиги и провести службу. Для цветных жителей Таскиги то была первая подобная служба, и они проявили глубочайший интерес! Зрелище нового здания сделало тот День Благодарения незабываемым.

Мистер Бедфорд согласился стать попечителем школы, и в качестве такового, а также в штате школы, помогал нам восемнадцать лет. Всё это время он неустанно думал о школе и ничему так не радовался, как возможности принести ей пользу, хотя бы самую скромную. Во всём он действовал с полной самоотверженностью и ждал лишь моего согласия, чтобы приняться за самые тяжкие дела, которых другие избегали. По всему моему опыта общения с ним он казался мне ближе к духу Господню, чем кто-либо ещё.

Несколько позже к сотрудникам школы присоединился ещё один человек, тогда ещё молодой - свежий выпускник Хэмптона, без которого наша школа никогда бы не добилась таких успехов. То был мистер Уоррен Логан, который вот уже семнадцать лет служит казначеем института и заместителем директора. Он всегда демонстрировал такую невероятную альтруистичность и деловой такт вкупе с проницательностью, что на сколько бы я ни отлучался - по возвращении всегда находил школу в полном порядке. Несмотря на все финансовые передряги, испытанные школой, терпение и вера в успех никогда его не покидали.

Как только мы достроили первое здание до такой степени, что в нём можно было жить - то есть где-то к середине второго года школы - мы организовали общежитие. Новые ученики стали приезжать из таких далёких мест и в таких количествах, что я всё больше убеждался - мы лишь затронули верхушку айсберга своим намерением достучаться до студентов в их бытовой жизни.

Общежитие приходилось организовывать силами студентов и на их голом энтузиазме. В новом здании не было ничего похожего на кухню и столовую; однако мы посчитали, что если раскопать значительный объём земли под зданием, то получится частично освещённый подвал, пригодный под кухню и столовую. Для раскапывания подвала я опять же призвал добровольцев среди студентов. Работа пошла, и через несколько недель у нас появилось место для приготовления и приёма пищи, хоть и крайне примитивное и неудобное. Сейчас уже никто, увидев настоящий вид помещения, не догадался бы, что когда-то это была столовая.

Главнейший препятствием для запуска общежития было, однако, полное отсутствие мебели и денег на таковую. Городские магазинщики поставляли нам необходимую еду авансом. Честно говоря, в те первые годы я часто переживал, что окружающие больше верили в наши будущие успехи, чем я сам. Готовить без печей, однако, представлялось крайне тяжелым, как и есть без посуды. Поначалу мы готовили на улице, устаревшим способом - в горшках и сковородах над открытым огнём. Некоторые столярные столы, использовавшиеся при строительстве, мы переоборудовали в обеденные. Что касается посуды, её было так мало, что не стоит и упоминать.

Никто из организаторов общежития, судя по всему, не имел никакого представления о том, что пишу надо подавать в конкретные, постоянные часы дня, и это доставляло массу неудобств. Всё пребывало в таком беспорядке, что я с полной уверенностью заявляю: проблемы возникали при каждой трапезе. Мясо было то недоготовленным, то пережаренным, то тесто замешивали без соли, то начисто забывали о чае.

Как-то раз рано утром я стоял снаружи столовой и слушал жалобы студентов. В тот день ропот был особенно возмущённым и громким, поскольку весь завтрак получился несъедобным. Одна из девушек, которой не досталось никакого завтрака, вышла к колодцу, чтобы набрать воды и хотя бы попить в качестве завтрака. Подойдя к колодцу, она увидела, что верёвка порвалась, и воды набрать не получится. Она развернулась и воскликнула, не заметив меня: "В этой школе нам не дают даже воды попить". Ничто так не удручало меня за годы, как эта фраза.

В другой раз, когда школу навестил мистер Бедфорд - уже упоминавшийся в этом тексте как один из попечителей и верный друг нашего учреждения - ему предоставили комнату над столовой. Рано утром его разбудил оживлённый спор в столовой между двумя парнями. Предметом дискуссии служила кофейная кружка и кому она достанется сегодня. Один из парней выиграл спор, доказав, что предыдущие три завтрака ему приходилось обходиться без кружки.

Постепенно, однако, благодаря терпению и упорному труду мы навели порядок в этом хаосе, как и всегда бывает, когда берёшься за проблему с благоразумием и искренним упорством.

Когда я вспоминаю нашу невзгоды, то радуюсь им. Я рад, что мы пережили все эти трудности и неудобства. Я рад, что нашим студентам нужно было вырыть помещение под кухню и столовую. Я рад, что наша первая столовая была в удручающем, мрачном и сыром подвале. Если бы мы начали с ладного, красивого и удобного помещения, то боюсь, мы бы "витали в облаках" и "возгордились". Мне кажется, очень важно начинать с фундамента, заложенного самостоятельно.

Когда наши прежние студенты возвращаются в Таскиги, а делают они это часто, и входят в нашу большую, красивую, хорошо вентилируемую и освещённую столовую, и видят там аппетитную, мастерски приготовленную еду - в основном другими студентами - и видят столы с аккуратными скатертями, салфетками и вазами с цветами, и слышат пение птиц, и отмечают, как каждая трапеза подаётся точно в срок до минуты, без какой-либо суеты и почти без жалоб со стороны сотен учащихся, наполняющих теперь нашу столовую - тогда наши выпускники тоже, как и я, радуются, что мы начали с низов и шли вперёд год за годом постепенной, закономерной тропой развития.